Появление Обзора Верховного Суда от 29.01.2020 о субординации требований стало событием для юридического сообщества. А значит, колумнисты УЖПИ принимаются за работу. Сегодня делимся с вами обзором Александра Козырина по поводу одной теоретической проблемы, затронутой в Обзоре Верховного Суда.
Красочное сравнение из названия автор впервые услышал на записи круглого стола М-Логос. Круглый стол был посвящен субординации требований в банкротстве [1], и, прежде чем взяться за более серьезный обзор, посвященный самому Обзору практики от 29 января 2020 г. [2], его несомненно нужно будет пересмотреть. Сейчас же хотелось бы затронуть более абстрактную, но тоже значимую тему.
Конечно, смотреть на проблему только в таких черно-белых тонах нельзя, это будет излишним упрощением. Кроме того, между моделями субординации могут быть промежуточные варианты. Но данный вопрос однозначно должен быть поставлен в контексте современного российского общества. Итак, кого правильнее защищать больше: тех, кто банкротит, или их визави с противоположной стороны баррикад?
И, возможно, такой промежуточный вариант был недавно получен. В п.1 Обзора практики от 29 января 2020 г. компромиссно сформулировано:
«На аффилированном с должником кредиторе лежит бремя опровержения разумных сомнений относительно мнимости договора, на котором основано его требование, заявленное в деле о банкротстве.».
Что же, вполне сбалансированно: и за реестр не вылетаешь лишь из-за того, что связан с должником, но и будь добр, докажи, что предоставлял займы своей компании не просто ради банкротных радостей. Однако впечатление сильно меняется, когда взгляд переходит на дела, приведенные в этом пункте:
«…В ситуации, когда не связанный с должником кредитор представил косвенные доказательства, поставившие под сомнение факт существования долга, аффилированный кредитор не может ограничиться представлением минимального комплекта документов (например, текста договора займа и платежных поручений к нему, отдельных документов, со ссылкой на которые денежные средства перечислялись внутри группы) в подтверждение реальности заемных отношений. Он должен исчерпывающе раскрыть все существенные обстоятельства, касающиеся заключения и исполнения самой заемной сделки, оснований дальнейшего внутригруппового перераспределения денежных средств, подтвердив, что оно соотносится с реальными хозяйственными отношениями, выдача займа и последующие операции обусловлены разумными экономическими причинами.
При этом аффилированный кредитор не имеет каких-либо препятствий для представления суду полного набора дополнительных доказательств, находящихся в сфере контроля группы, к которой он принадлежит, устраняющего все разумные сомнения по поводу мнимости сделки.
В другом деле было отказано во включении в реестр задолженности по договору поставки перед поставщиком, аффилированным по отношению к должнику, представившим договор и товарные накладные, по форме и содержанию соответствующие требованиям закона. Суды исходили из того, что аффилированный кредитор не опроверг возражения уполномоченного органа о мнимости отношений (ст. 170 ГК РФ), подтвержденные косвенными доказательствами существенной затруднительности поставки товара любым участником гражданского оборота, осуществляющим аналогичную с кредитором деятельность, в количестве, отраженном в товарных накладных, в течение срока, указанного в этих накладных…».
Что значит «все существенные обстоятельства, касающиеся заключения и исполнения сделки»? Что значит раскрыть их «исчерпывающе»? Можно, конечно, посчитать, что «исчерпывающе» то и значит (в буквальном соответствии с написанным), что это должны быть «ясные и убедительные» доказательства разумных экономических причин займа [3]. Однако в сходных случаях, когда, например, налоговые органы оценивают разумные экономические причины, их стандарт доказывания порой скачет гораздо выше, скорее к «вне всяких разумных сомнений».
Получается, что формулировка представлена Верховным Судом не очень-то и гибко. Конкретный критерий есть только один: нельзя принести «минимальный комплект документов (например, текст договора займа и платежных поручений к нему, отдельные документы, со ссылкой на которые денежные средства перечислялись внутри группы)». Это понятно. А дальше?
Если судить по приведенным делам, Верховный Суд словно намекает: мол, если вы добросовестные, разумные, порядочные – так и несите в суд все, что есть. Если что, донесете «полный набор дополнительных доказательств», все будет хорошо.
К сожалению, прямо так радужно и хорошо сразу вряд ли будет. Формулировки, характерные для высокого стандарта доказывания, легко могут привести к тому, что суды начнут субординировать требования массово, лишь по причине хотя бы тени сомнений в хозяйственной обоснованности действий. Такая проблема уже была с доказыванием размера убытков, и Верховный Суд был вынужден дать в п.12 Пленума №25 прямое указание:
«…По смыслу пункта 1 статьи 15 ГК РФ в удовлетворении требования о возмещении убытков не может быть отказано только на том основании, что их точный размер невозможно установить…» [4].
Но с субординацией требований ситуация значительно сложнее. Присуждение убытков (как меры ответственности) само по себе требовало ограничения чрезмерных взысканий. Как и в случаях с компенсацией морального вреда или штрафами нужно учитывать, что возможность истца защитить права не означает шанс вытягивать из ответчика все соки – в таких вопросах правопорядки ищут справедливое равновесие. А что касается субординации требований, о которой не ясно, мера ли это ответственности, или переложение рисков, или что-то третье… Или даже все варианты, в зависимости от конкретных обстоятельств… Как представляется, в случае с субординацией выбор только жесткой или только мягкой модели потому и не будет достаточной мерой, что пока в нашем правопорядке нет четкого решения, как именно субординация понимается.
А с учетом того, как п.1 Обзора практики от 29 января 2020 г. сформулирован, практика может сдвинуться скорее к жесткой модели. Как в таком случае оценивать этот итог?
Оценивать его очень хотелось бы так: что это еще не итог, и Верховный Суд сделает достаточные шаги в сторону мягкой модели. Ведь, если вернуться к изначальному вопросу, кого предпочтительнее защищать, в пользу лиц, поддерживающих свой бизнес, говорит слишком многое.
Конструкция юридического лица в России и без того перегружена. Стремительно увеличивается практика привлечения к субсидиарной ответственности [5]. И помимо того, что речь идет о количественном увеличении, изменения вполне могут идти к расширению случаев привлечения: на слуху недавние дела о привлечении к субсидиарной ответственности наследников контролирующих должника лиц [6], [7].
Еще «оптимистичнее», что инструментом такой субсидиарной ответственности пользуется ФНС [8]:
«…Процессуальный закон относит к прерогативе истца формулирование предмета и оснований иска. В рассматриваемом случае спор о признании договоров дарения мнимыми сделками и о применении последствий их недействительности на разрешение суда первой инстанции уполномоченным органом не передавался.
Кроме того, даже если суд придет к выводу об отсутствии признаков мнимости у сделки, возможность применения мер ответственности не исключается на основании статьи 1064 Гражданского кодекса.
Фактически, ФНС России просила взыскать с Самыловских Даниила Вадимовича и Дмитрия Вадимовича денежные средства как с причинителей вреда…».
Как видно из данного судебного акта, история похожа на практику взыскания налогов через ст.15 и ст. 1064 ГК РФ, которая закрепилась после Постановления Конституционного Суда по делу Ахмадеевой [9], и теперь регулярно осложняет и без того непростую в России предпринимательскую жизнь. Добавим к этому появление налоговых арестных залогов, новелла о которых вступит в силу с 01.04.2020 г. [10]. Не исключено, что в результате нее внешние кредиторы, защищаемые в жесткой модели субординации, станут получать просто на просто меньше из-за того, что ФНС «полюбится» новый инструмент. Нужно ожидать позицию по приоритету данных новых залогов в банкротстве [11].
Выводы автора пока не могут опираться на масштабные исследования: субординация требований в России еще не исследована глубоко. Но то, что давление на конструкцию юридического лица становится чрезмерным, видно из массы других примеров. Субсидиарная ответственность, арестные залоги налоговых органов, налоги-убытки – все это, не говоря уже о международных экономических санкциях и кризисах, может привести к гораздо большим проблемам, нежели злоупотребление отдельных лиц в банкротных процессах. В конце концов, предпринимателями являются все участники пьесы: и, если сегодня субординирован твой процессуальный оппонент, как знать, сможешь ли ты помочь своей компании до банкротства чтобы не субординировали тебя.
Вот и получается, что, разрешая конкретные дела, стоит не упустить из вида то, что хоть и абстрактно, но является важной частью нашей жизни: местами хрупким, местами заслуживающим пристального внимания. Иначе, без поиска баланса и в субординации, и вне ее может и правда возникнуть ненужный эффект «пирожка ни с чем».
1) Научный круглый стол М-Логос от 27.04.2018 г. «Судьба договорных требований контролирующих компанию лиц и иных аффилированных кредиторов при банкротстве компании». Часть 1. // https://www.youtube.com/watch?v=Soo8ipkT5S4&t=2238s
2) Обзор судебной практики разрешения споров, связанных с установлением в процедурах банкротства требований контролирующих должника и аффилированных с ним лиц (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 29.01.2020) // http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_344078/
3) Представляется, что достаточно распространенной в нашем правопорядке уже является классификация стандартов доказывания из англо-саксонских юрисдикций. Возможно, формулировку «исчерпывающе раскрыть все существенны обстоятельства» уместно оценивать через нее: блог А.Г. Карапетова на Закон.ру, Статья о стандартах доказывания из майского номера «Вестника экономического правосудия» за 2019 год в свободном доступе // https://zakon.ru/blog/2019/10/03/statya_o_standartah_dokazyvaniya_iz_majskogo_nomera_vestnika_ekonomicheskogo_pravosudiya_za_2019_v_s#comment_540411
4) Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации», п.12. // http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_181602/
5) Блог Никиты Глушкова на Закон.ру, Опасная статистика привлечения к субсидиарной ответственности // https://zakon.ru/blog/2020/2/3/statistika_privlecheniya_k_subsidiarnoj_otvetstvennosti
6) Блог Александра Глейха на Закон.ру, Субсидиарная ответственность наследников // https://zakon.ru/blog/2019/11/19/subsidiarnaya_otvetstvennost_naslednikov
7) Блог Ю.В. Тая на Закон.ру, Сын за отца отвечает… или Дети как улика! // https://zakon.ru/blog/2019/12/30/syn_za_otca_otvechaetili_deti_kak_ulika
8) Определение ВС РФ от 23 декабря 2019 г. № 305-ЭС19-13326 по делу № А40-131425/2016 // http://kad.arbitr.ru/Document/Pdf/3a958c3e-79d9-4ba8-af8f-2666ecc419db/fa04424b-2f12-4091-8ff6-59617998653f/A40-131425-2016_20191223_Opredelenie.pdf?isAddStamp=True
9) Постановление Конституционного Суда РФ от 08.12.2017 N 39-П // http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_284733/
10) Федеральный закон от 29.09.2019 № 325-ФЗ «О внесении изменений в части первую и вторую Налогового кодекса Российской Федерации», поправки к ст. 73 НК РФ // http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_334304/3d0cac60971a511280cbba229d9b6329c07731f7/
11) Ранее Верховный Суд указал, что в случае ареста из судебных обеспечительных мер «…иное (отсутствие прав залогодержателя) вытекает из существа отношений залога в ситуации несостоятельности (банкротства) должника…»: Определение ВС РФ от 27 февраля 2017 г. № 301-ЭС16-16279 // https://www.vsrf.ru/stor_pdf_ec.php?id=1521004