Хоть розой назови ее, хоть нет

Еще Шекспир писал, что «роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет». Однако Шекспир не был юристом, а потому ему простительно непонимание двойственности правовых квалификаций. В очередном обзоре постоянный колумнист Кузнецова Полина расскажет о проведении различия между военными преступлениями, совершенными в ходе немеждународного вооруженного конфликта, и деяниями, квалифицирующимися как преступления в рамках национального законодательства.

Военные преступления – это категория международных преступлений, перечень которых содержится в части 2 статьи 8 Римского статута Международного уголовного суда [1]. Обычное международное гуманитарное право определяет военные преступления более широко, подразумевая под этим термином серьезные нарушения международного гуманитарного права, подлежащие наказанию в соответствии с международным уголовным правом [2, с. 728-736]. Так, умышленное убийство, различные формы сексуального насилия, грабеж и иные деяния в почти ста процентах случаев являются преступлениями по смыслу внутреннего законодательства страны, в которой происходит вооруженный конфликт немеждународного характера. Связано это с недопустимостью совершения подобного в любых формах и выражениях, так, Л.А. Лазутин указывает, что «преступные деяния, вызывающие озабоченность международного сообщества, не должны оставаться безнаказанными» [3, с. 8].

Однако принцип невозможности двойной ответственности за совершение одного и того же деяния [4] ставит перед нами вопрос: в каких случаях деяние, которое совершается на территории одной страны гражданами этого же государства будет являться международным преступлением и наказываться в соответствии с международным уголовным правом, а не национальным законодательством?

Более ранняя практика понимания военных преступлений шла по пути необязательности признания международным сообществом преступления в качестве военного для признания его таковым судом. Представляется, что вызвано это было стремлением избежать прецедентов уклонения от ответственности в национальной юрисдикции, а также чудовищностью совершенных преступлений. Г.В. Игнатенко подчеркивает, что «гражданское население должно быть ограждено от опасностей, возникающих в связи с военными операциями» [5, с. 529], а потому каждое посягательство на гражданских должно быть соразмерно наказано. Так, в рамках Нюрнбергского и Токийского трибуналов в качестве военных преступлений были квалифицированы такие деяния как отказ в справедливом судебном разбирательстве, надругательство над мертвыми и иные.

После Второй мировой войны страны, имеющие прецедентную систему права, склонялись судить преступников по нормам международного права. Тогда как государства с романо-германской системой права при отсутствии специального закона о военных преступлениях судили лиц, совершивших такие деяния, по своему внутреннему законодательству. Таким образом, если деяние являлось преступлением, то для того, чтобы квалифицировать его в качестве военного преступления необходимо, чтобы такое деяние запрещалось законами и обычаями войны. В настоящий момент военное преступление от преступления в понимании национального законодательства отличает наличие совокупности определенных факторов, а именно:

Военное преступление возможно только при наличии вооруженного конфликта вне зависимости от квалификации такого конфликта. Это положение не сразу устоялось в практике применения. В течение длительного времени считалось, что только преступления, совершенные в ходе вооруженного конфликта международного характера, являлись военными преступлениями. Такой вывод вытекал из Дополнительного протокола I от 1977 года к Женевским конвенциям от 1949 года, предусматривающего криминализацию нарушений правил ведения войны [6]. В Дополнительном протоколе II от 1977 года подобных положений нет. Однако в Женевских конвенциях 1949 года и Гаагской конвенции 1954 года содержатся общие статьи, которые устанавливают минимальную защиту жертв войны и культурных ценностей (в частности, общая статья 3, запрещающая в любом месте и в любое время в отношении некомбатантов и лиц, вышедших из строя посягательство на жизнь, пытки, истязание, взятие заложников и т.д.; Статьи 4 и 19 Гаагской конвенции, запрещающие любое повреждение культурных ценностей, любое преднамеренное нападение на них, а также любое их использование в военных целях) [7]. Поскольку применение таких «общих» положений относится ко всему документу без проведения различия между вооруженными конфликтами международного и немеждународного характера, можно сделать вывод, что действия, составляющие серьезные нарушения относительно общих положений, являются наказуемыми вне зависимости от характера вооруженного конфликта.

Этот вывод подтверждает и тот факт, что в 1991 году Комиссия международного права приняла Проект кодекса против мира и безопасности человечества, криминализовав военные преступления особой тяжести (ст. 22), при этом специально указав на применимость этой статьи к конфликтам как международного, так и немеждународного характера [8]. Решающим в этом вопросе явилась резолюция Совета Безопасности ООН, в которой Совет вновь подтвердил, «что лица, которые нарушают эти конвенции [Женевские конвенции 1949 г.] или отдают приказ об их грубом нарушении, несут личную ответственность за такие нарушения» [9].

Указанные выше доводы нашли свое отражение в решении МТБЮ по делу против Драголюба Кунарака, Радомира Ковача и Зорана Вуковича № IT-96-23 и 23/1. В данном деле МТБЮ указал, что характер вооруженного конфликта и военные преступления не соотносятся между собой; в основе лежит именно наличие связи между конфликтом и совершенным деянием: «наличие причинно-следственной связи между вооруженным конфликтом и совершением преступления не требуется, но нужно, по крайней мере, чтобы существование вооруженного конфликта оказало значительное влияние на способность лица, совершившего преступление, сделать это, на его решение совершить преступление, способ и цель его совершения. Поэтому, если может быть доказано, что лицо […] действовало, чтобы содействовать вооруженному конфликту, либо под прикрытием этого вооруженного конфликта, этого достаточно, чтобы заключить, что соответствующие действия тесно связаны с указанным конфликтом» [10].

Военное преступление возможно только при наличии деяния, попирающего важные принципы международного права.

Само по себе преступление представляет собой деяние, имеющую исключительную общественную опасность. А потому презюмируется, что военное преступление подразумевает под собой совершение деяния, которое посягает на важные ценности. Так, при рассмотрении предварительной апелляции по делу Тадича, Апелляционная камера МТБЮ указала, что для того, чтобы нарушение стало предметом разбирательства, нарушение должно быть серьезным, т.е. нарушать норму, защищающую важные ценности, и также нарушение должно быть тесно связано с трагическими последствиями для жертвы. Указанный анализ был проиллюстрирован на примере кражи комбатантом на оккупированной территории буханки хлеба, принадлежащей частному лицу, что нарушает положения Гаагской конвенции, но не является серьезным нарушением МГП [11].

Совершение военного преступления возможно только при наличии определенной формы вины и определенного субъекта.

Как показывает сложившаяся в международном праве прецедентная практика, военные преступления являются деяниями, которые совершаются либо с прямым умыслом, либо по грубой неосторожности [12], при этом конкретная форма вины может меняться в зависимости от преступления [13].

При этом лицами, совершающими противоправные деяния, могут быть только лица, принадлежащие к личному составу вооруженных сил либо гражданскими лицами в отношении вооруженных сил, гражданских лиц или пользующихся защитой объектов неприятельской стороны [14, с. 34-37, с.391-393]. Национальное же законодательство не очерчивает круг лиц, которые совершают преступления, а, скорее, указывает деяния, которые являются преступными вне зависимости от того, кто такие деяния совершил.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что военное преступление от преступления по смыслу национального уголовного закона отличает следующее:

Наличие вооруженного конфликта без привязки к характеру такого конфликта; 2. Совершенное деяние должно серьезно нарушать важные принципы международного права, при этом деяние должно быть совершено определенным лицом с такой формой вины, которая бы исключала невиновное причинение вреда, отсутствие умысла и желания совершить такое деяние.

Библиографический список:

Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 года, вступил в силу 1 июля 2002 г.// Принят 17.07.1998 Дипломатической конференцией полномочных представителей под эгидой ООН по учреждению Международного уголовного суда

2. Международный комитет Красного Креста (МККК), Обычное международное гуманитарное право. Том I. Нормы // МККК, - 2006.

3. Лазутин, Л.А. Правовая помощь по уголовным делам как межотраслевой нормативный комплекс [Электронный ресурс]: Монография / Л.А. Лазутин. - Екатеринбург: ИД Уральская государственная юридическая академия, 2008. - 404 с (Дата обращения: 12.09.2019)

4. Игнатенко, Г.В. Запрет повторного привлечения к ответственности (non bis in idem) как общий принцип права / Игнатенко Г.В. // Российский юридический журнал. - 2005. - № 1 (45). – c. 75-87

5. Игнатенко, Г.В. Международное право: учебник / Г.В. Игнатенко, 6-е изд. – М.: НОРМА, 2019. – 752 с.

6. Международный комитет Красного Креста (МККК), Дополнительный протокол к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающийся защиты жертв вооруженных конфликтов немеждународного характера (Протокол II), 8 июня 1977, 1125 UNTS 609 // URL: https://www.icrc.org/ru/doc/resources/documents/misc/6lkb3l.htm

7. Международный комитет Красного Креста (МККК), Гаагская конвенция о защите культурных ценностей в случае вооружённого конфликта от 14 мая 1954 года // URL: https://www.icrc.org/ru/doc/resources/documents/misc/treaties-cultural-properties-140554.htm

8. Кодекс преступлений против мира и безопасности человечества» (Проект) (Принят в 1954 г. на 6-ой сессии Комиссии международного права ООН) // URL: https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/code_of_offences.shtml

9. Резолюция СБ ООН, S/Res.764, 13 июля 1992 г. // URL: https://www.un.org/securitycouncil/ru/content/resolutions-adopted-security-council-1992

10. Обвинитель против Драголюба Кунарака, Радомира Ковача и Зорана Вуковича № IT-96-23 и 23/1 от 2002 года, Международный трибунал по бывшей Югославии // URL: https://www.icty.org/x/cases/kunarac/tjug/en/kun-tj010222e.pdf

11. Prosecutor v. Dusko Tadic aka “Dule” (Decision on the Defence Motion for Interlocutory Appeal on Jurisdiction) // URL: https://www.icty.org/x/cases/tadic/acdec/en/51002.htm

12. Prosecutor v. Delalic. No. IT-96-21-T Judgement, Trial Chamber II, 16 November 1998, ßß 437 and 439. // URL: https://www.icty.org/x/cases/mucic/acjug/en/cel-aj010220.pdf

13. Doc. PCNICC/1999/WGEC/ INF.2/Add.4, 15 December 1999 // URL: https://legal.un.org/icc/prepcomm/novdocs/docs3rd.htm

14. Knut Doermann, Elements of War Crimes under the Rome Statute of the International Criminal Court: Sources and Commentary, / Cambridge University Press, - 2003.