Уральский журнал правовых исследований

НЕ ПОДМЕНЯЙ!

Колумнист Полина Кузнецова рассказывает, почему подмена понятий в интеллектуальной собственности совершается с целью извлечения прибыли, как турбины, использованные при строительстве в Крыму, перекликаются с аграрным гигантом из Америки и почему договор купли продажи поставлен под угрозу.

Потребности современного мира растут прямо пропорционально все увеличивающемуся темпу прогресса. То, что еще вчера существовало лишь в произведениях и фантазиях футурологов уже сегодня становится неотъемлемой частью нашей повседневной жизни. Бесспорно, можно долго дискутировать на тему прогресса и его плодов, однако очевидно одно: право, будучи регулятором всей жизни общества, должно не только уметь подстраиваться под изменения, происходящие в нем, но оперативно разрешать вопросы, которые ставит перед ним меняющийся мир. Казалось бы – причем здесь право и технологии, если всем уже давно известны права на результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации, успешно функционируют суды по интеллектуальным правам, да и само словосочетание – «интеллектуальные права», – не вызывает вопросов?

Однако не все так просто. Возьмем, к примеру, телефон. Тот самый телефон, который имеется у каждого современного человека. Будучи материальным объектом, мы можем стать его собственником, купив его. Однако одновременно с этим, телефон является техническим решением с изобретательным уровнем – запатентованным Александром Беллом изобретением. С точки зрения обывателя телефон остается телефоном – хоть телефоном назови его, хоть нет. С правовой точки зрения мы имеем два разных объекта: объект материального мира, на который распространяется режим вещных прав и результат интеллектуальной деятельности. В соответствии со ст. 1227 ГК РФ, режим вещных прав не распространяется на результат интеллектуальной деятельности. В соответствии со ст. 1235 ГК РФ, обладатель исключительного права (лицензиар) предоставляет лицензиату право использования результата или средства в предусмотренных договором пределах: ни о какой триаде полномочий собственника не может быть и речи, ведь в рамках такого договора ваши права как лицензиата ограничены исключительно теми правами, которые лицензиар вам предоставит. Не нужно говорить, насколько губительно наложение на материальный объект формы результата интеллектуальной деятельности для гражданского оборота: потребители, неожиданно ставшие из собственников лишь пользователями ограниченного круга прав, попали бы в кабалу обязанностей, навязанных им лицензиарами. Подобный сюжет видится лишь кошмаром порядочного цивилиста, однако, иногда даже самые страшные кошмары из снов переходят в реальность.

2. «Монсанто», многоотраслевая транснациональная компания является лидером в биотехнологии растений. Именно «Монсанто» был изобретен самый распространенный гербицид – «Раундап». Однако чаще всего имя «Монсанто» мелькает в заголовках газет не в связи с ее деятельностью в развитии высоких технологий в сельском хозяйстве, но в связи с очередным судебным разбирательством, ведь «Монсанто» также известна тем, что защищает свои модификации живых организмов с помощью патентов, не продавая семена, а лицензируя их, выдвигая одним из условий запрет на использование полученных в результате всхода семян растений. Суды штатов завалены исками, истцом по которым выступает «Монсанто», стремящаяся наказать нерадивых фермеров, вероломно использующих растения, взошедшие из семян ее результата интеллектуальной деятельности. Так, в 2013 году Верховным судом США было рассмотрено дело «Bowman v. Monsanto Co». Истец, фермер, купил на элеваторе набор семян, в которые, помимо прочих, входили также запатентованные семена «Монсанто». Решив, что раз семена были куплены на элеваторе, а потому никаких соглашений с «Монсанто» запрещающих сохранять семена от урожая он не подписывал, фермер сохранил получившуюся продукцию, что стало поводом для судебного разбирательства, истцом в котором выступала «Монсанто». Дело было выиграно истцом, однако, теперь уже недовольный исходом судебного дела фермер обратился в Верховный суд США за справедливостью. К сожалению, правовая система Штатов построена таким образом, что лоббизм оказывает существенное влияние на судебную практику, а потому на все право в целом. Еще в 2008 году Верховный суд США заявил о том, что есть пределы тому, как далеко может патентообладатель пойти в принуждении тех, кто зашел дальше в цепочки поставок от действующих лицензионных патентов. Судебное решение в отношении такого гиганта как «Монсанто» никак не могло быть вынесено не в пользу компании, поэтому Верховный суд, по сути, отменил временную защиту патента, позволив «Монсанто» сохранить контроль над своими семенами на неограниченный срок. Из обстоятельств дела становится очевидным, что, используя инструменты правового режима результата интеллектуальной деятельности и приравненных к ним средств индивидуализации, «Монсато» лишь ведет нечестную игру, ограничивая как конкуренцию, так и защищая свои семена патентом, защита которого не имеет срока окончания.

В рамках дела «Монсанто» также необходимо было бы упомянуть про принцип запрета параллельного импорта. Прямо установленный в гражданском кодексе, он предусматривает невозможность приобретения за границей и последующего ввоза в Россию без получения согласия от владельца товарного знака, нанесенного на товар, патентообладателя и др. В деле «Bowman v. Monsanto Co», патентообладатель путем дополнительных соглашений к основному лицензионному договору не просто устанавливает запрет параллельного импорта на определенной территории, но, по сути, решает судьбу уже чужой для нее вещи, аргументируя это тем, что она (компания), как патентообладатель, должна быть освобождена от принципа исчерпания прав.

3. Схожую конструкцию определения судьбы вещи стороной, ставшую по договору для нее чужой, теоретически имеет обязательственный раздел гражданского права. Установленный принцип свободы договора позволяет сторонам, участвующим в таком договоре, прописывать любые условия, не противоречащие закону. Исходя из особенностей предмета такого договора, условия разняться, что, порою, приводит к ситуациям, подобным тем, что произошли в деле № А40-126531/17, которое на данный момент находится в производстве Арбитражного суда города Москвы. Из обстоятельств дела следует, что истец - Siemens Aktiengesellschaft (Сименс Акциенгезельшафт) продал ответчику газовые турбины для определенных целей. В связи с эмбарго, по условиям заключенного между истцом и ответчиком договора, такие турбины не могут использоваться на территории острова Крым и города Севастополя, то есть уже в самом договоре прописаны запреты, ограничивающие право собственника ставшему таковым по договору распоряжаться собственностью по своему усмотрению и в своих целях.

Проведя аналогию между делом «Монсанто» и «Сименс» становится очевидным, что и в том, и в другом случае, собственники передаваемых по договору вещей хотят ограничить сферу их использования после того, как они выбыли из их владения. Различны они лишь по инструментам, благодаря которым осуществляется ограничение такого использования. Сименс выбрало инструмент обязательственного права, тем самым сыграв более честно, «Монсанто» же – инструмент интеллектуальной собственности.

4. Не нужно быть футурологом, чтобы предсказать эффект, который произведет такая тенденция на гражданский оборот. Представьте себе в мир, в котором, покупая книгу, вы должны будете проверять, а не вступаете ли вы в лицензионный договор с обладателем исключительного права на такую книгу, ограничивающим ваше право собственности любыми условиями, от не предоставления такой книги для прочтения третьим лицам до условия не читать ее в метро по дороге на работу. Не-собственники, стремящиеся ограничить права собственников, найдя лазейку в интеллектуальной собственности, постепенно и вовсе затормозят гражданский оборот, извлекая для себя выгоду буквально из каждого действия, осуществляемого такой вещью собственником по договору (причем собственником лишь по договору – так как вся триада правомочий будет сосредоточена в руках совершенно иного лица). Поскольку практически любой товар или вещь является результатом интеллектуальной деятельности, нетрудно представить, что поддержанная правоприменителями конструкция лицензионного договора либо полностью уничтожит классическую конструкцию договора купли-продажи, переведя товар в категорию материального носителя результата интеллектуальной деятельности, либо станет неотъемлемой его частью, существенно сужающей права собственника.