«Decoctor ergo fraudator»

Дорогие читатели! 
Публикуем обзор, посвящённый банкротству! 
Колумнист: Александр Васильев 

Decoctor ergo fraudator

Шершеневич Г.Ф «Конкурсное право»

Принадлежащее должнику единственное жилье – неприступный донжон, в попытках приблизиться к которому кредиторы и арбитражные управляющие всегда ломали мечи о стену судебной защиты.

Данная защита обеспечивалась и обеспечивается при помощи применения взаимосвязанных положений п.3, ст.213.25 ФЗ «О банкротстве», согласно которой из конкурсной массы исключается имущество, на которое не может быть обращено взыскание в соответствии с гражданским процессуальным законодательством, и ч.1, ст. 446 ГПК, согласно которой взыскание не обращается на принадлежащее гражданину-должнику на праве собственности, единственное и пригодное для постоянного проживания жилое помещение (его части), кроме случая, когда это помещение – предмет ипотеки. Только так на него можно обратить взыскание.

Таким образом единственная квартира или жилой дом, признанный судом таковым, вне зависимости от его размеров, пользуется железобетонным иммунитетом от требований кредиторов.
Уже в начале 2000-х возникла следующая проблема – а что делать с теми должниками, которые специально доводят себя до несостоятельности, либо обладают в буквальном смысле хоромами?

Так, в Определении Конституционного Суда от 04.12.2003 № 456-О указанно следующее: «Положения статьи 446 ГПК Российской Федерации, … направлены на защиту конституционного права на жилище не только самого должника, но и членов его семьи, в том числе находящихся на его иждивении несовершеннолетних, престарелых, инвалидов, а также на обеспечение охраны государством достоинства личности, как того требует статья 21 (часть 1) Конституции Российской Федерации, условий нормального существования и гарантий социально-экономических прав в соответствии со статьей 25 Всеобщей декларации прав человека. Следовательно, законодатель, определив в абзацах первом и втором пункта 1 статьи 446 ГПК Российской Федерации пределы обращения взыскания по исполнительным документам на принадлежащее гражданину-должнику на праве собственности жилое помещение, и ограничив тем самым право кредитора на надлежащее исполнение вынесенного в его пользу судебного решения, не вышел за рамки допустимых ограничений конституционного права на судебную защиту, установленных статьей 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации. Вместе с тем для законодателя не исключается возможность конкретизировать данное регулирование в части, касающейся размеров такого жилого помещения». Последнее предложение – это своего рода воззвание к законодателю о том, чтобы последний внес изменения в ст. 446 ГПК для создания баланса между интересами кредиторов и должника.

Однако законодатель оставил сие воззвание без ответа и продолжил заниматься законотворчеством в других сферах, тем самым оставив кредиторов без оружия для защиты их прав и законных интересов.

Шли годы, а Конституционный Суд заваливали жалобы кредиторов на ст. 446 ГПК. Можно сказать, что тонкая струна терпения Конституционного Суда лопнула, когда в Постановлении КС РФ от 14.05.2012 № 11-П он вместо рекомендации, с огромным раздражением выдал законодателю императивное указание следующего содержания:
«… федеральному законодателю надлежит внести необходимые изменения в гражданское процессуальное законодательство, регулирующее пределы действия имущественного (исполнительского) иммунитета применительно к жилому помещению (его частям), если для гражданина-должника и членов его семьи, совместно проживающих в данном жилом помещении, оно является единственным пригодным для постоянного проживания, с тем чтобы обеспечить возможность удовлетворения имущественных интересов кредитора (взыскателя) в случае, когда по своим характеристикам соответствующий объект недвижимости явно превышает уровень, достаточный для удовлетворения разумной потребности гражданина-должника и членов его семьи в жилище, а также предусмотреть для таких лиц гарантии сохранения жилищных условий, необходимых для нормального существования».

Но подобно пятилетнему сорванцу, который не слушается маму и папу, законодатель за более чем шесть лет так и не предпринял никаких серьезных попыток внести изменения в ст. 446 ГПК, которая служила бастионом, откуда должники сбрасывали взбирающихся на него кредиторов в их попытках обратить взыскание на жилье.

Однако с 29.11.2018 последний рубеж обороны должника пал в результате вынесения Определения Судебной коллегией по экономическим спорам ВС РФ от 29.11.2018 № 305-ЭС18-15724 по делу №А40-67517/2017, которым были отменены решения нижестоящих судов об исключении из конкурсной массы единственного жилья, принадлежащего должнику. Его Величество – Верховный Суд, ранее стабильно отвергавший подобные требования кредиторов в банкротстве вдруг ни с того ни с сего сделал шаг вперед. Предлагаю вместе со мной ненадолго погрузиться в одну небольшую историю, преисполненную хитросплетениями правоприменения.

Еще в эпоху 2007 года Ф. взял в долг у Д. 250 000 долларов США с условием единовременного возврата в 2009 году. Д. так и не дождавшись исполнения обязательства по возврату суммы долга, передал право требования К., который всеми силами, во что бы то ни стало, взялся за взыскание этого долга. Уже в 2011 году в результате убедительной победы К. над Ф. в судах общей юрисдикции (далее – СОЮ) началось исполнительное производство, где под горячую руку попал трехэтажный пятикомнатный дом. Вопрос: а как это так получилось? Так вот, с 2004 Ф. зарегистрирован и по факту проживает в доме своей дочери, а в 2008 году, незадолго до возврата долга, он приобретает спорный дом, где до 2017 года ни разу не проживал.
Возвращаемся в 2011 год – на дом приставы наложили арест и запретили Ф. им распоряжаться, однако в результате ряда боёв в СОЮ все в том же 2011 году исполнительное производство прекращено и все обременения на этот дом (арест и запрет распоряжаться) также прекратились. Пользуясь временной передышкой, Ф. впопыхах делит совместно нажитое с женой имущество таким образом – спорный дом достается жене, а Ф. получает денежные средства с продажи автомобиля, который ему передала супруга. Она же передает дом в дар любимой дочери со всеми регистрационными последствиями. 

В 2013 году К. оспорил действия семьи должника и дом в принудительном порядке «вернулся» к Ф., который не торопился регистрировать на свое имя право собственности на спорный дом.

Так, в 2015 году приставы неторопливо зарегистрировали право собственности на дом «в пользу» Ф., чтобы начать исполнительное производство в целях реализации дома на торгах и возврата долга. В этом же году Ф. предпринял попытку вновь атаковать приставов и кредитора. Он сначала снялся с регистрационного учета по месту фактического проживания (дом дочери), а затем в судебном порядке был признан утратившим право на пользование домом дочери, т.е. юридически он стал бездомным.

В 2016 году приставы начали долгожданные торги, но тут к ним с административным иском влетает Ф. с доводами о том, что у него нет жилья, при этом размахивая как флагом решением суда о признании его утратившим право на пользование квартирой дочери. Но в этот раз суд разглядел хитрость Ф. и отказал ему в признании действий приставов незаконными, вдобавок окрестив Ф. ярым шиканщиком (шикана – злоупотребление правом) по строгости статьи 10 ГК за все предыдущие попытки сорвать исполнительное производство в целях ухода от уплаты долга начиная с 2011 года. Оставшись в отчаянном положении, Ф. на сей раз решается на собственное банкротство в надежде сохранить спорный дом и очиститься от долгов и, подобно фениксу, возродиться в гражданском обороте.

После серии успешных процессуальных действий в 2017 году, Арбитражный суд признает Ф. банкротом и вводит конкурсное производство. Это означает, что все исполнительные действия прекращаются, а шефство над всем имуществом должника передается финансовому управляющему. Получилось так, что дом Ф. на время остался без защиты от него самого, и сам Ф. непременно воспользовался этим. Он въехал дом, зарегистрировался и стал делать вид, что всю жизнь проживал там, и нет у него другой недвижимости для удовлетворения требований К., который уже успел заявить о своих притязаниях (нет, не на трон Гондора) к должнику.

Должник естественно просит Арбитражным суд исключить единственное жилье из конкурсной массы, суд верит ему и исключает дом, но К. как единственный кредитор, знающий буквально все о повадках своего должника, грудью лезет на амбразуру, оспаривая определение суда об исключении дома из конкурсной массы.
К. дошел до второй кассации, казалось бы, дело уже проиграно, но судьи экономической коллегии Верховного Суда решили изучить дело вдоль и поперек. В результате огромной работы, было отмечено, что суды нижестоящих инстанций проявили формальный подход к рассмотрению данного дела, не учтя судебные акты СОЮ до начала банкротства, т.е. буквально выпустив львиную долю истории отношений Ф. и К. с 2011 года. Вот что отметили судьи: «Судебная коллегия полагает ошибочным вывод суда округа о том, что ссылки кредитора на судебные акты судов общей юрисдикции, состоявшиеся до возбуждения дела о банкротстве, не имеют правового значения. Придя к выводам о наличии у спорной квартиры статуса единственного пригодного жилья, то есть к отличным выводам от содержащихся в судебных актах судов общей юрисдикции по ранее рассмотренным делам с участием должника и кредитора, арбитражные суды не привели соответствующие мотивы, не указали какие-либо новые обстоятельства, возникшие после возбуждения дела о банкротстве должника, не опровергли доводы кредитора о том, что единственной целью подачи должником заявления о собственном банкротстве явилась попытка обойти вступившие в законную силу судебные решения и прекратить процедуру обращения взыскания на имущество, законность которой уже была подтверждена в судебном порядке».

Также немаловажную роль в данном Определении ВС играет следующий тезис: применение статьи 446 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в части, касающейся обращения взыскания на жилое помещение, должно быть одинаковым как в исполнительном производстве, так и в процедуре банкротства.

Исходя из фактических обстоятельств дела, СОЮ до 2017 года не признавали спорный дом единственным жильем, поэтому арбитражным судам нет оснований поступать наоборот без веских на то причин, присутствие которых так и не установлено судами.

Следовательно, можно сделать следующий вывод – если должник всячески уклоняется от уплаты долга кредиторам до начала производства дела о банкротстве, делая помехи судебным приставам в реализации «единственного» жилья, и создавая видимость проживания в этом «единственном» жилище, то его действия признаются недобросовестными, т.е. злоупотреблением правом в контексте статьи 10 ГК.

Подобное поведение повлечет за собой последствие в виде включения в конкурсную массу «единственного» жилья. Однако трудно не заметить, что Верховный Суд избежал подробных доктринально-правовых обоснований принятия такого решения, сославшись только на преюдицию и злостную недобросовестность должника в данном деле.

Но мораль как всегда проста и она такова – всегда плати по долгам (своевременно и добросовестно).